Комментирует Александр Пономарев, доцент кафедры конституционного и муниципального права Российского университета дружбы народов, кандидат философских наук
В поставленной президентом проблеме «утечки мозгов» есть два аспекта: первый — подготовка студентов, которые в будущем могут стать учеными, и второй — создание условий для нормальной деятельности ученых. Оба этих аспекта неразрывно связаны.
На встрече Медведева с группой школьников и студентов, одержавших победы в российских и международных олимпиадах, одним из студентов ему был задан вопрос, почему его отец — преподаватель вуза — получает очень маленькие деньги, сравнимые с зарплатой грузчика хорошей категории. На что Дмитрий Анатольевич сказал, что, если ему не нравится эта работа, пусть ищет себе другую. В этой короткой фразе выражено отношение президента к вузовским преподавателям.
Но ведь именно вузовские преподаватели формируют научное будущее нашей страны и научную среду — ученые не рождаются сами и сразу.
Ни для кого не секрет, что количество научно-исследовательских институтов у нас катастрофически снизилось по сравнению с советским периодом и что все они находятся на голодном пайке. Чтобы избежать «утечки мозгов», нужно ответить на важный вопрос: кто будет финансировать научно-исследовательские вузы, научно-исследовательскую работу в университетах, вузовскую науку вообще?
К примеру, сегодня доктор филологических наук, профессор в Московском государственном педагогическом университете получает 17 тыс. рублей в месяц. Может ли человек за такие деньги посвятить себя научной работе или он должен еще где-то искать приработки? По выступлениям многих наших политических деятелей видно, что они намерены приглашать готовых специалистов в Россию, но не воспитывать и поддерживать ученых у нас.
Слушая рассказы про «Сколково», мне хочется спросить: кто будет заказчиком? В советское время им было государство. Есть хороший пример. В СССР была поставлена задача вывода космического корабля на околоземную орбиту. В процессе решения этой задачи совершались открытия, делались изобретения. Будут подобные заказы российской научной школе, будут деньги — будут совершаться научные открытия, решаться инженерные задачи. Нельзя науку отрывать от производства, от реальной жизни.
Наука, оторванная от производства, редко дает хороший результат. Это возможно в теоретических областях — в математике, например. Но в машиностроении, в металлургии не может быть открытий без производства. Как будет связано «Сколково» и производство — не ясно.
Вообще, говоря о «Сколково», власти забывают уточнить, чем приглашенные туда ученые конкретно будут заниматься. Представьте: приехал ученый в «Сколково», ему дают кабинет, дают лабораторию. И что? Он будет делать то, что хочет? Или там будут компании, как сейчас модно говорить, инновационные, которые будут приглашать специалистов для решения нужных им вопросов? Есть еще один нюанс: будет ли «Сколково» работать на иностранных заказчиков?
Сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет — сколько ни говори о науке, наука не будет развиваться, пока не будут сделаны конкретные шаги материального характера. Допустим, пока не будет достойного вложения средств в Российскую академию наук, ее отраслевые институты, не будет и науки. Ведь оторвать финансирование вузовской науки от отраслевой или академической невозможно. То есть все упирается в инвестиции и конкретные заказы.
Если решить все эти вопросы, тогда в стране, может, и появятся нобелевские лауреаты.
